Отчет о велопоходе по предгорьям Тянь-Шаня (юго-восточный Казахстан и северо-восточный Кыргызстан), выполненном в августе 2016 г. Руководитель группы А. В. Басалаев.

 

Содержание

• Предисловие. Несколько слов о важности слов


• 1. Основные сведения о велопоходе


• 1.1 Краткая характеристика велопохода
• 1.2 Район путешествия
• 1.3 Маршрут велопохода
• 1.4 Продолжительность велопохода
• 1.5 Пройденное расстояние
• – Карта-схема велопохода
• 1.6 Суммарный набор высоты
• 1.7 Варианты подъезда и отъезда. Аварийные выходы
• 1.8 Туристская квалификация участников велопохода
• 1.9 Контакты с руководителем


• 2. Историко-географические сведения о посещенном районе


• 2.1 Идея велопохода
• 2.2 Путешествие П. П. Семёнова на Тянь-Шань (1856–1857 гг.)
• Стать первым, или Почему именно Тянь-Шань?
• Сведения о Тянь-Шане на момент начала путешествия П. П. Семёнова
• Геополитический контекст путешествия
• Кое-какие странности путешествия П. П. Семёнова
• Основные результаты путешествия П. П. Семёнова
• 2.3 Сведения о районе велопохода


• 3. Описание велопохода


• 3.1 Турксиб
• 3.2 По Заилийскому краю
• 3.3 Тургеньское ущелье
• 3.4 Плато Асы
• 3.5 Подъёмы, спуски и каньоны
• 3.6 Знакомства на пути к Кегену
• 3.7 В аулах манапа Бурамбая
• 3.8 Долиной Тюпа
• 3.9 Ружьё Пржевальского
• 3.10 Кровь, пот и слёзы
• 3.11 После «Кумысного» перевала
• 3.12 Маленькое ласковое море
• 3.13 Великий Шёлковый путь
• 3.14 У боконбаевских эскулапов
• 3.15 Синий магнит
• 3.16 Юрта у горячего источника
• 3.17 Аулы манапа Умбет-Али
• 3.18 В музеи по велодорожкам (Бишкек и Алматы)
• 3.19 На гастарбайтерских колёсах


• 4. Дополнительные сведения о велопоходе


• 4.1 Локальные препятствия на маршруте
• 4.2 Протяжённые препятствия на маршруте
• 4.3 Изменения маршрута
• 4.4 Фактические расходы на путешествие
• 4.5 Групповое снаряжение
• 4.6 Специальное оборудование
• 4.7 Личное снаряжение
• 4.8 Аптечка
• 4.9 Травмы
• 4.10 Поломки велосипедов
• 4.11 Выводы и рекомендации
• 4.12 Использованная при подготовке отчёта литература
• 4.13 Картографические материалы
• 4.14 Благодарности

Фото 1. (*) Орёл с пальмовой ветвью в клюве, венчающий памятник Н. М. Пржевальскому в городе Каракол (Кыргызстан).
Орёл восседает на карте Центральной Азии, выполненной по съёмкам этого великого русского путешественника. 7 августа 2016 г.

Предисловие.

Несколько слов о важности слов

Когда наш велопоход был полностью спланирован и вопросов не оставалось уже никаких, кроме тех, которые решаются только в самом походе, для нас неожиданно стало проблемой то, как он будет называться.

Путешествуем мы не только из спортивного интереса, но и ради чисто исследовательского любопытства, в связи с чем наши пути ложатся близко к классическим маршрутам путешественников «золотого» XIX века. До сих пор у нас не было сложностей с тем, как назвать очередное путешествие. Двинулись мы в 2014 г. на Алтай, в район русско-джунгарской, а позже русско-китайской границы, где первым из европейцев в 1842 г. прошёл П. А. Чихачёв, – поход был назван по заглавию его отчёта «Путешествие в Восточный Алтай» (*). Выполнили в 2015 г. сложносочинённый маршрут по местам, тщательно описанным В. В. Сапожниковым за полтора десятилетия его исследований Алтая, – поход нельзя было поименовать лучше, чем по названию его книги «По Русскому и Монгольскому Алтаю» (*). (Направляясь в 2016-м в Казахстан и Киргизию, мы помнили о том, что именно Семиречье изучал после Русского и Монгольского Алтая В. В. Сапожников, проведя там сезоны 1902 и 1904 гг.).

Но вот над именем своего очередного велопохода мы размышляли несколько дней. Вариантов было два: «Путешествие к Небесным горам» и «Путешествие в Небесные горы». Второй был точнее, ведь мы планировали в самой сложной части похода пройти хребет Терскей-Алатоо. Однако нас смущала эта пафосность – что значит «в Небесные горы»? Ещё ладно бы просто «в горы», но – «в Небесные»! В этом был какой-то полунамёк на эгрегоры, третий глаз и пятый пуп, то есть на всё то, чего стараемся избегать (хотя бы на этапе проектирования путешествия, а там уж как получится).

Так что мы остановились на нейтральном «Путешествие к Небесным горам» (*). У этого варианта тоже были нежелательные смыслы: к горам и в горы – две большие разницы, как говорят в Одессе. С таким девизом возникал риск в сами-то горы и не зайти…

Что из всего этого вышло, мы рассказываем в отчёте.

Маршруты наших путешествий с 2012 г. по сей день пока не выходили за пределы карты Центральной Азии. Оба мы уже два раза были в Монголии (а Андрей – три раза), два раза на Укоке, столько же в Тыве и уже очень много раз в Горном Алтае, Хакасии и Горной Шории. Наши товарищи нас не понимают: что вообще можно делать дважды в одном и том же месте? Но для нас эти места не одни и те же. Как сказал древний грек Гераклит, нельзя войти дважды в одну и ту же воду. Позже его мысль развили другие умные мужики, уточнив, что в одну и ту же воду нельзя войти и один раз. И это правда.

Центральная Азия – это наш центр мира, точнее, центр нашего мира. В каждом из этих мест мы были не в последний раз, по крайней мере нам очень хочется на это надеяться.

Мы посвятили свой велопоход 160-летию путешествия в Тянь-Шань Петра Петровича Семёнова, впоследствии Тян-Шанского, которое он предпринял в 1856–1857 гг.

Наш отчёт о походе, который мы выкладываем в открытый доступ, посвящаем 190-летию со дня рождения великого географа, которое будем отмечать 28 (14 по старому стилю) января.

Авторы отчёта – Андрей и Ирина Басалаевы.
Фото- и видеосъёмка – Андрей Басалаев.
Видеомонтаж – Андрей Дёмин.

 

Глава 1.

Основные сведения о велопоходе

1.1 Краткая характеристика велопохода

Велосипедный маршрут 3 категории сложности (планировалась 5-я категория) по Казахстану и Киргизии был выполнен велогруппой из г. Новокузнецка Кемеровской области в составе: Басалаева Андрей Викторовича (руководитель), Басалаевой Ирины Петровны.

Общая информация о путешествии приведена в таблице 1. Детализация расстояний и времени в пути – в таблице 2. Технические сведения о километраже, наборе и сбросе высоты, времени в движении приведены в таблице 3. Высотный график маршрута см. в таблице 4. Сведения об участниках велопохода изложены в разделе 1.8. Идея путешествия сформулирована в разделе 2.1.

Таблица 1. Основные сведения о походе

Вид туризма	Категория сложности	Протяжённость активной части (км)	Длительность (дней)	Длительность активной части (дней)	Сроки (даты)	Число участников
Велосипедный	3 (*)	778	16 (в том числе 2 вынужденные днёвки и полуднёвки)	14	31.07.2016 – 15.08.2016 (*)	2

 

1.2 Район путешествия

Согласно современному политико-административному делению: Алматинская и Иссык-Кульская области государств Казахстан и Кыргызстан, – наше так называемое «ближнее зарубежье».

Согласно современному физико-географическому районированию: Центральная Азия, Центральный Тянь-Шань.

Согласно географическому районированию второй половины XIX в.: Западный Туркестан (*) (часть Турана – страны тюрков, «какъ бы особого материка во внутренней части западной Азiи»), позже названный Русским Туркестаном; (Русская) Средняя Азия; Семиречье; Киргизская степь (Киргизский край, Киргизско-степная окраина); Русская Джунгария; часть Кокандского ханства.

 

1.3 Маршрут велопохода

1.3.1 Маршрут запланированный

Г. Алматы – долина р. Тургень (Тургеньское ущелье) – пер. Ой-жайлау 2 667 м – плато Асы – броды р. Асы – пер. 2 085 м – Бартогайское вдхр – пос. Кокпек – каньон р. Чарын – пер. 1431 м – пос. Аксай – пер. Кегенский 1952 м – г. Кеген – г. Каркара – погранпереход Каркара – долина р. Каркары – долина р. Тюп – пос. Тюп – г. Каракол (Пржевальск) – мемориальный музей Пржевальского (радиально) – г. Каракол – пос. Джети-Огуз – курорт Джети-Огуз – пер. 2 376 м (велопервопроход (*)) – Светлая поляна – пос. Джениш – пос. Тамга – пер. Тосор – долина р. Джилуу-Суу – пер. Джалпак-Бель – оз. Сон-Кёль – пер. Западный каракол – пер. Кегеты – Бишкек.

1.3.2 Маршрут пройденный

Г. Алматы – долина р. Тургень (Тургеньское ущелье) – пер. Ой-жайлау 2 667 м – плато Асы – броды р. Асы – пер. 2 085 м – Бартогайское вдхр – пос. Кокпек – каньон р. Чарын – пер. 1431 м – пос. Аксай – пер. Кегенский 1952 м – г. Кеген – г. Каркара – погранпереход Каркара – долина р. Каркары – долина р. Тюп – пос. Тюп – г. Каракол (Пржевальск) – мемориальный музей Пржевальского (радиально) – г. Каракол – пос. Джети-Огуз – курорт Джети-Огуз – пер. 2 376 м – Светлая поляна – пос. Джениш – пос. Тамга – пос. Тосор – пос. Тон – г. Боконбаево – оз. Караколь («Мёртвое озеро») – курорт Бар-Булак – г. Балыкчи – г. Бишкек – г. Алматы [автопроброски].

Карта-схема велопохода представлена на рис. 1. Режим доступа трека фактически пройденного маршрута: //www.gpsies.com/map.do?fileId=kmwptucoztdscxon.

Расстояния и высоты промерены GPS Garmin eTrex-20, за исключением 15 и 16 дней (сбой сохранения треков в GPS), данные по которым приведены по велокомпьютеру Vetta V-100.

На маршруте велось два путевых дневника – Андреем и Ириной Басалаевыми.

1.4 Продолжительность велопохода

Маршрут выполнялся в течение 31 июля – 15 августа 2016 г., всего 16 дней, в том числе:

Таблица 2. Сведения о времени и расстоянии

Продолжительность		Протяжённость
Этапы пути и средства передвижения	Длительность (дней)	Участок пути	Расстояние (км)
Транспортная заброска из дома к месту старта (поезд)	1,5	г. Новокузнецк – г. Алматы	–
Передвижение по маршруту (велосипед)	16	г. Алматы – г. Балыкчи	778
Транспортная выброска от места финиша до первого транзитного пункта (рейсовый микроавтобус)	2,5 часа	г. Балыкчи – г. Бишкек	–
Транспортная выброска от первого транзитного пункта до второго (рейсовый микроавтобус)	4 часа	г. Бишкек – г. Алматы	–
Транспортная выброска от второго транзитного пункта до дома (рейсовый автобус)	2	г. Алматы – г. Новокузнецк
ВСЕГО	20		778

1.5 Пройденное расстояние

На велосипедах мы прошли по разным дорогам 778 км (*), в том числе:

• асфальт – 589 км (75,7 %);
• грунты, гравийные дороги, в том числе «стиральные доски» – 170 км (21,8 %);
• вьючные тропы, прижимы, бездорожье – 19 км (2,5 %).

Расчёт пройденного расстояния сделан по показаниям GPS и синхронизирован со всеми данными похода, представленными в отчёте. Температуры приведены по показаниям велокомпьютера Vetta V-100.

Таблица 3. Технические сведения о прохождении маршрута

Дни	Даты	Участки маршрута (*) (вело)	Км	Сумм. подъём	Сумм. спуск	Время в движ.
«0»	29–31.07.2016	[Заброска г. Новокузнецк – г. Алматы]	–	–	–	–
1	31.07.2016	Ж/д вокзал г. Алматы – пос. Есик – долина р. Тургень в 2 км после въезда в заповедник	75,3	1351	876	6:11
2	01.08.2016	Долина р. Тургень в 2 км после въезда в заповедник – долина р. Ой-Жайлау – пер. Ой-Жайлау 2 667 м – плато Асы	41	1741	431	6:12
3	03.08.2016	Плоскогорье Асы	34,2	429	1167	4:11
4	03.08.2016	Плоскогорье Асы – пер. 2 086 м – Бартогайское вдхр – пос. Кокпек – каньон р. Чарын (Шарын)	82,9	1073	1682	7:18
5	04.08.2016	Каньон р. Чарын (радиально) – пер. 1423 м – пос. Аксай – пер. Кегенский 1935 м – берег р. Кеген	73,3	1427	685	6:41
6	05.08.2015	Пос. Кеген – погранпереход Каркыра – долина р. Тюп	59,9	509	389	5:20
7	06.08.2016	Долина р. Тюп – пос. Тюп – г. Каракол	82,9	660	796	5:40
8	07.08.2016	Г. Каракол – музей Пржевальского (радиально) – пос. Джети-Огуз – берег р. Джети-Огуз	57	708	485	4:23
9	08.08.2016	Источники Джети-Огуз – «Кумысный» пер. 2 376 м (велопервопроход) – пос. Кызыл-Cуу – берег Иссык-Куля за пос. Джениш	57,2	808	1150	5:10
10	09.08.2016	Вынужденная днёвка на берегу Иссык-Куля за пос. Джениш	–	–	–	–
11	10.08.2016	Берег Иссык-Куля за пос. Джениш – берег Иссык-Куля за пос. Тамга	40,3	364	385	3:23
12	11.08.2016	Берег Иссык-Куля за пос. Тамга – берег Иссык-Куля за пос. Тон	36,4	288	271	3:05
13	12.08.2016	Берег Иссык-Куля за пос. Тон – г. Боконбаево (районная больница) – пер. 2 054 м – солёное озеро Кара-Кол	52,1	717	713	4:46
14	13.08.2016	Солёное озеро Кара-Кол – берег Иссык-Куля вблизи оз. Кара-Кол	1,5	–	–	0:20
15	14.08.2016	Берег Иссык-Куля вблизи оз. Кара-Кол – юрта на источнике Бар-Булак	27,3	– (*)	–	2:17
16	15.08.2016	Юрта на источнике Бар-Булак – Балыкчы – [проброска в Бишкек]	57,5	–	–	3:23
17–21	16.08.2016–20.08.2016	[«Бонус»: г. Бишкек; проброска Бишкек – Алматы; г. Алматы]	–	–	–	–
		ИТОГО	778,8	10 745 (*)	9 807

Рисунок 1. Карта-схема велопохода (красным показаны радиальные проезды)

 

1.6 Суммарный набор высоты

10 745 м. Общий высотный график приведён в таблице 4.

Таблица 4. Высотный профиль велопохода

 

1.7 Варианты подъезда и отъезда. Аварийные выходы

Для захода в Тянь-Шань со стороны Иссык-Куля существует несколько путей через горные проходы; мы избрали дорогу через пер. Тосор. Помимо собственно Центрального Тянь-Шаня (на территории Кыргызстана), нас интересовали кое-какие местности на территории Казахстана, а именно плато Асы и Чарынский каньон, – мы хотели проехать всё это за один раз. Таким образом, старт похода был в г. Алматы. Наилучший способ заброски к месту старта из г. Новокузнецка – прямым поездом Новокузнецк – Бишкек.

Отъезд с места финиша (г. Бишкек) в г. Новокузнецк возможен либо из Бишкека прямым поездом Бишкек – Новокузнецк, либо транзитом через г. Алматы, откуда ходит поезд Ташкент – Новосибирск. Есть варианты с междугородними автобусами, одним из которых мы и воспользовались, однако по ряду причин не можем рекомендовать этот способ выброски, о чём скажем в своём месте.

Аварийные выходы:

• на территории Казахстана из любого населённого пункта можно выехать на автомобиле в г. Алматы. Единственный ненаселённый район по нашему маршруту в Казахстане – плоскогорье Асы, но и там легко найти машину на летних пастбищах;
• на территории Кыргызстана никаких сложностей не возникнет с выброской из Иссык-Кульской области с её крайне напряжённым автотрафиком по трассам А-362 и А-363. В высокогорье (т. е. собственно в Тянь-Шане) наш маршрут был проложен в местах, где тоже периодически курсируют автомобили.

 

1.8 Туристская квалификация участников велопохода

В этот поход мы изначально планировали ехать дуэтом. В каждом варианте количественного состава группы – соло, дуэт, трио, квартет и т. д. – есть свои плюсы и минусы, но после нашего «Путешествия в Восточный Алтай» 2014 г., когда мы прошли 900 км из 1422-х вдвоём (Кош-Агач – Бугузун – Шапшал – Тээли – Ак-Довурак – Абаза – Бискамжа), мы оценили преимущества компактного и мобильного «парного» формата.

1) Басалаев Андрей (AssA) 1970 г. р., руководитель велопохода, разработчик маршрута, фотограф, соавтор отчёта. Велосипед Mongoose Meteore Comp, велорюкзак «Трек-90» (Пик-99). Туристский опыт:

Сроки	Маршрут	Вид туризма	Вид участия
2010	Хакасия – Горная Шория	Велосипедный	Участник
2011	Горный Алтай	Велосипедный	Участник
2012	Западный Саян	Лыжный	Участник
2012	Горный Алтай	Велосипедный	Участник
2012	Хакасия	Велосипедный	Участник
2012	Горная Шория	Велосипедный	Участник
2012	Монголия	Велосипедный	Участник
2013	Горная Шория	Лыжный	Участник
2013	Монголия	Велосипедный	Руководитель
2014	Кузнецкий Алатау	Лыжный	Участник
2014	Горный Алтай	Велосипедный	Руководитель
2014	Хакасия	Велосипедный	Руководитель
2014	Горный Алтай, Тыва, Хакасия	Велосипедный	Руководитель
2015	Хакасия	Велосипедный	Руководитель
2015	Горный Алтай – Монголия – Тыва	Велосипедный	Руководитель
2016	Горный Алтай	Велосипедный	Руководитель
2016	По льду Байкала	Лыжный	Участник

Фото 2. Андрей Басалаев (Басалайхан). Бишкек. 16 августа 2016

2) Басалаева Ирина 1973 г. р., научный руководитель (синхронизация маршрута с опорными точками путешествия П. П. Семёнова-Тян-Шанского 1856–1857 гг., соавтор отчёта). Велосипед Jamis Durango 2.0, велорюкзак «Трек-85» (Пик-99). Туристский опыт:

Сроки	Маршрут	Вид туризма	Вид участия
1986	Кузнецкий Алатау	Пешеходный	Участник
2011	Горный Алтай	Велосипедный	Участник
2012	Горный Алтай	Лыжный	Участник
2012	Хакасия	Велосипедный	Участник
2012	Горная Шория	Велосипедный	Участник
2012	Монголия	Велосипедный	Участник
2014	Горный Алтай	Велосипедный	Участник
2014	Хакасия	Лыжный	Участник

Фото 3. Ирина Басалаева. Каньон р. Чарын. 4 августа 2016

 

1.9 Контакты с руководителем

Басалаев Андрей Викторович.
Для почтовой корреспонденции: 654080, г. Новокузнецк, ул. Тольятти, д. 56, кв. 135.
Моб. тел. +7-923-460-49-41. E-mail: velobas3@yandex.ru.

Глава 2.

Историко-географические сведения о районе велопохода

2.1 Идея велопохода

Считается, что золотая эра путешествий в целом завершилась к первым десятилетиям ХХ века, когда были достигнуты Северный и Южный полюсы Земли. Классический век открытий в Центральной Азии закончился и того раньше, к началу столетия. Так считается (кем-то). Однако следует ли и нам так думать?..

Мы уверены, что нет. Соображений на этот счёт два.

Во-первых, сомнительна сама идея первенства, которая лежит в основе понятия «открытие». Что значит «открыть»? Кому, кто и что «открывает»? За исключением приполярных территорий, большинство «открытых» европейцами мест были прекрасно известны людям (да множеству людей!), обитаемы ими, по-своему описаны. И всё равно мы пользуемся «классическими» географическими оборотами, со школы прилипшими к нам настолько, что мы перестали понимать их по существу. Вот, например: «П. П. Семёнов первым проник в глубь страны Тянь-Шань…» (*) ; «П. П. Семёнов... первый установил, что река Чу берёт начало не из Иссык-Куля… первый увидел живых архаров» (*).

Как соотнести эти фразы с тем, что побережье Иссык-Куля с древности было обитаемо, а значит, кочевавшие по предгорьям Кунгея и Терскея автохтоны отлично были осведомлены о бессточности Иссык-Куля (равно как и о его «сточности» в те времена, когда сток действительно был), а обитавшие в Азии древние и не очень древние племена тысячи раз наблюдали архаров, причём, разумеется, не только мёртвых. Да и захожих странников в этих местах всегда хватало, – тянуло их сюда. Горная страна Тянь-Шань долгое время входила в состав земель так называемой застенной Китайской империи. Только из письменных источников известно, что ещё в VII в. буддийский проповедник Сюань-Цзань – китайский Марко Поло – пересёк Восточный Тянь-Шань (недетский маршрут!). Позже здесь бывали и учёные арабы, и странствующие католические миссионеры, и ещё много кто. Это, как уже было сказано, известно из письменных источников. Если же иметь в виду, что письменность – довольно позднее изобретение, то количество народа, бывавшего и «живавшего» в этих местах, возрастает в разы (*).

Во-вторых, мы думаем, что вообще нельзя понимать открытие как действие, однократно совершённое кем-то-где-то-когда-то. Открытием мир становится для нас каждый день, если мы не утратили к этому способность. И уж, конечно, открытиями для нас полны наши путешествия. Именно поэтому мы их и предпринимаем, а путешественники будут на земле до тех пор, пока не исчезнут любознательные и сильные духом люди, готовые к испытаниям и открытиям.

Что же до нас, то мы совершили своё скромное (рекогносцировочное) велопутешествие по семиреченским маршрутам знаменитого исследователя Небесного хребта, вдохновляясь его книгой «Путешествие в Тянь-Шань в 1856–1857 годах».

У нас не было задачи повторять точка-в-точку маршрут Петра Семёнова, – это вообще невозможно по ряду причин, да в этом и нет смысла (*). Важнее другое: старинный отчёт, взятый как руководство к путешествию, позволяет ощутить радость открытия и полноту собственной жизни.

 

2.2 Путешествие П. П. Семёнова на Тянь-Шань (1856–1857 гг.)

Стать первым, или Почему именно Тянь-Шань?

Пётр Петрович Семёнов (1827–1914, Тян-Шанский с 1906 г.) – блестящее имя в русской науке. Крупный учёный, талантливый организатор и администратор, почётный член ряда европейских академий, государственный деятель, сановник, реформатор, – личность, чьи труды на разных поприщах давно описаны и всем интересующимся хорошо известны. Но кто он в 1856 г., на старте своего длинного и славного пути, живущий идеей проникнуть «в сердце» Тянь-Шаня?

Довольно молодой ещё человек (на момент начала путешествия ему не исполнилось тридцати). Позади школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров (окончена в 1845 г.), а также физико-математический факультет университета (1848). Магистр ботаники Санкт-Петербургского университета (1851). С ботаникой (*) у географов XIX в. вообще были очень нежные отношения. Бунге, Ледебур, Гумбольдт, Чихачёв, Северцов, Сапожников… – да все так или иначе занимались собиранием гербариев, даже «брутальный» Пржевальский. Далее: помощник председателя отделения физической географии Императорского Русского географического общества (с апреля 1856 г.).

Две важные жизненные детали: родителей к этому времени у Петра Семёнова уже давно нет, а в 26 лет (в 1853 г.) он овдовел, причём сам едва не умер от нервного потрясения и, судя по всему, с тем большим рвением искал в науке забвения своей травмы.

Весной 1853 г., оставив недавно родившегося сына на попечение родственницы, он направляется в Европу и поступает в Берлинский университет. Там, в тесном общении с мэтрами и фактическими создателями географии как науки Карлом Риттером («безсмертный корифей науки землевЂдЂнiя») и Александром фон Гумбольдтом («несторъ европейскихъ ученыхъ»), в знакомстве с будущим светилом Фердинандом фон Рихтгофеном (который немного моложе Семёнова и который, в частности, изобрёл термин «Великий Шёлковый путь») и с братьями Шлагинтвейтами (имя одного из них в очень печальном контексте появится в отчёте Семёнова), – в трудах и учёбе молодой исследователь осваивает землеведение, в том числе технику полевой съёмки, астрономических и метеорологических измерений.

Его молодые немецкие знакомые тоже мечтают о Тянь-Шане, планируя зайти в него с востока, то есть из Китая (Рихтгофен), и с юга, со стороны Британской Индии (Адольф и Герман Шлагинтвейты). Всё это ими обсуждалось, так что семёновское путешествие в Небесные горы уже на стадии проекта имело известную долю соревновательности. Через полвека в своих воспоминаниях он напишет: «Проникнуть в глубь Азии на снежные вершины этого недостигаемого хребта… привезти ему [Гумбольдту] несколько образцов из обломков скал этого хребта, а домой – богатый сбор флоры и фауны новооткрытой для науки страны – вот что казалось самым заманчивым для меня подвигом» (подчёркнуто нами. – А. Б.) (*). Азарт стать первым не отпускал его и в самом путешествии, которое – совсем не гарантированно и втайне от всех – предполагало достижение Тянь-Шаня.

Надо уточнить: он планировал стать первым из европейских путешественников (*). Но так уж сложилось, что западным людям всегда хватало самомнения полагать, что если в каких-то землях не ступала «нога европейца» (или, того пуще, «европейская нога»), то эти страны неизвестны, необитаемы и нуждаются в «открытии», то есть там не ступала ничья вообще «нога». Именно на таком основании базируется идея первооткрывательства, одна из ключевых в европейской географии. Это отлично понимал Пётр Семёнов. Кстати, интересно, что среди тех, кто в разные времена (с древности) бывал в районе Тянь-Шаня и в нём самом, Семёнов различал «учёныхъ путешественниковъ» и «необразованныхъ очевидцевъ». Вторые как бы не брались в расчёт, точнее, факт их визита в «неведомые» земли был несколько менее весомым, чем визиты «учёных» людей; отсюда характерные акценты: «Начальникъ отряда полковникъ Хоментовскiй и <…> генералъ-маiоръ бар. Сильвергельмъ, были первые образованные Русскiе, увидЂвшiе огромное озеро и снЂжныя вершины Небеснаго хребта» (подчёркнуто нами. – И. Б.) (*); «В это же время (10 июня 1857 года), когда, кроме сопровождавших меня казаков, в этой местности не бывало ещё ни одного русского, я… оставил при себе только всегда неразлучного своего спутника казака-переводчика и хорошо знакомого с местностью каракиргизского проводника» (*) – очень характерный текст!

Деление на «настоящих» путешественников и «случайных» очевидцев не является каким-то специфическим для личного взгляда автора на историю географических открытий, – это различение типично для эпохи. Так или иначе, к 1856 г. «въ лабиринтъ Небесныхъ горъ не проникалъ еще ни одинъ образованный путешественникъ» (*), и Пётр Петрович намеревался это дело поправить.

Риттер и Гумбольдт стали не только учителями Семёнова – они определили его жизненный путь. Фундаментальный труд К. Риттера «Землеведение Азии» П. П. Семёнов за несколько лет перевёл на русский язык, снабдив его обширными дополнениями о тех местностях, где автор оригинального текста не был. Продолжать перевод и составлять дополнения – с такой целью он и ехал в Германию. «Землеведение» очень интересно читать и сегодня.

«Аристотель» географии и великий путешественник Александр Гумбольдт, который в 1843 г. ввёл в научный оборот термин Asie Centrale, в высшей степени живо интересовался орографией Центральной Азии и с нетерпением ожидал полевых данных, чтобы проверить свою гипотезу о строении её горных узлов. Сам он южнее Семипалатинска не побывал (*). Во многом именно его интерес направил стопы Петра Семёнова на Тянь-Шань. Молодому русскому магистру ботаники было важно проверить гипотезу Гумбольдта и раздобыть для уважаемого учителя геологические доказательства наличия либо отсутствия вулканизма в районе Небесного хребта (85-летний Гумбольдт говорил, что не сможет спокойно умереть, не получив несколько обломков из скал Тянь-Шаня :-) ). Идею о вулканизме Внутренней Азии Гумбольдт вынес из тщательного изучения китайских источников, которые в это время стали доступны для европейцев. А китайцы в своих географических протоколах были очень точны. И вот, даже не бывая в этих местах, Гумбольдт заочно насчитал в Тянь-Шане четыре вулканических местности между меридианами Усть-Каменогорска и Красноярска. Оставалось проверить это предположение.

Работа в плотном научном контакте с «мастодонтами» географической науки принесла свои плоды: тщательный кабинетный труд по сверке картографических, геологических, ботанических, топонимических и иных данных об огромном центральноазиатском пространстве не мог не возбудить интереса к реальным (полевым) исследованиям Высокой Азии. Эту мечту молодой ботаник вынашивал не один год. И всерьёз готовился: к уже имевшемуся у П. П. Семёнова полевому опыту добавились специальные альптренировки, так что его «послужной список» к 1857 г. включал:

• – в 1848 г. – пешее (геоботаническое) путешествие из Петербурга в Москву, по пути А. Н. Радищева, в компании с другом Н. Я. Данилевским;
• – в 1851 г. – полевое изучение флоры в бассейнах Оки и Дона;
• – в 1851 г. – участие в Каспийской экспедиции К. М. Бэра;
• – в 1853–1854 гг. – многочисленные экскурсии по Альпам, в основном пешком и без проводника, с обследованием альпийских ледников. Кроме того, П. Семёнов провёл несколько месяцев в окрестностях Неаполя, совершив 17 восхождений на Везувий (как раз тогда вулкан «проснулся»). Это была специальная программа: П. П. Семёнов готовился к изучению вулканических процессов в Азии.

Сведения о Тянь-Шане на момент начала путешествия П. П. Семёнова

Насколько важно было для Петра Семёнова оказаться первым, видно при внимательном чтении его письма в ИРГО от 18 сентября 1856 г. Это был его первый отчёт в организацию – не полностью посвящённую в намерения «командировочного», о чём мы ещё скажем отдельно (см. параграф «Геополитический контекст путешествия» в настоящем отчёте). Интонация письма весьма интеллигентная, пионерские планы сформулированы аккуратно, однако путешественнический азарт Семёнову скрыть всё равно не удаётся.

Сначала автор констатирует, что «озеро Иссыкъ-Куль ещё не тронуто никакими научными изслЂдованiями и извЂстно только изъ распросныхъ свЂдЂний…», а затем роняет фразу: «…Поэтому самое ревностное желанiе мое было вътеченiе нынешняго лета или подняться на Белуху, или добраться до Иссыкъ-Куля» (*). Альтернатива сугубо первопроходческая! Первое восхождение на Белуху, кстати, случится только в 1914 г. (притом что взойти на неё страстно желал ещё Василий Сапожников, отдавший Горному Алтаю несколько лет экспедиционной работы (*)).

А вот дальше П. Семёнов сообщает коллегам по ИРГО странную вещь. Он говорит, что, проектируя свой полевой сезон в июне (!) 1856 г., предпочтение отдал всё-таки Белухе, поскольку по наведённым им же справкам понял неосуществимость своего плана попасть на Иссык-Куль (о причинах сего см. в том же параграфе «Геополитический контекст путешествия»). Похоже, здесь он слегка лукавит, и вот почему. Петр Петрович упоминает, что в конце июня заболел и на три недели задержался в Змеиногорске, а поскольку «на Белуху в конце iюля было уже ехать поздно», то пришлось ему ограничиться восхождением на Ивановский белок и посещением Риддерска (по заданию Географического общества поездка предполагала осмотр Алтая, так что не выполнить его было нельзя).

Любой мало-мальски знакомый с Горным Алтаем турист знает, что конец июля – как раз самое время для похода на Белуху. При чтении письма возникает впечатление, что Семёнов вовсе не применяется к обстоятельствам, но, напротив, формирует их сам: похоже, он уже чётко определился со своими планами и торопится, очень торопится туда, куда влекут его подлинные интересы. То есть на Тянь-Шань.

Фото 4-5. Пётр Петрович Семёнов (Тян-Шанский) в 1854 и на рубеже 1900-х.
В 1856 г. Пётр Семёнов был примерно таким, каким его изображает фото 4.
На снимке справа мы видим уже умудрённого опытом красивого старика с военной выправкой,
четыре десятилетия руководившего Императорским Русским географическим обществом,
одного из самых умных и порядочных людей Российской Империи

Что было известно «образованным европейцам» о Небесных горах к 1856 г.?

Обстоятельный обзор на этот счёт даёт И. В. Мушкетов (перечисляя главным образом этапы изучения Туркестана в целом) (*). Среди прочих немало сделал уже упомянутый нами буддийский проповедник Сюань-Цзань (который путешествовал в 628–645 гг.). Его словесное описание, давность которого составила 1200 лет (!), П. П. Семёнов оценил как в высшей степени точное (*), и в качестве важного источника оно было использовано «корифеями географии» (его выражение) Риттером и Гумбольдтом в середине XIX в.

Что касается русских, то их сумма сведений об этих районах к началу XVIII в. была положена на два чертежа Семёна Ремезовым. На них «морем Тенгыз» Ремезов поименовал Балхаш, изобразил сопредельные страны в «Казачьей степи» – Бухарское, Хивинское ханства, долины рек Или, Таласа, Амударьи, «град Туркустан», Кашгар и др. Это, конечно, ещё не карты: никакой математической основы в этих изображениях нет, и даже север с югом предполагаются не там, где нам привычно их искать. Но зато они очень красивые (репродукцию одного из листов см. на рис. 2).

В XVIII в. дальше всех в познании Высокой Азии продвинулись китайцы. В это время интересующая нас территория была завоёвана ими у джунгар, и по приказанию Цинского императора Цянь-Луна начались съёмки новых земель империи. Эту работу выполнили португальские иезуиты Феликс де Роша и Хосе д’Эспинья (которые были пожалованы званиями мандаринов III и IV классов соответственно).

Рисунок 2. Фрагмент «Чертёжной Книги» С. У. Ремезова.
Лист К «Чертежъ земли всей безводной и малопроходной Каменной степи» (1699–1700)

Съёмки иезуитов на службе китайского императора – очень серьёзный источник: их использовал знаменитый картограф Юлиус фон Клапрот, на них опирался А. Гумбольдт. Выглядели эти информативные китайские чертежи по-своему изысканно. На рис. 3 в центре изображено озеро «Temurtu-nor», оно же «Темуръ-ту озеро» (Иссык-Куль), правее отмечена «f. Tcharin» (р. Чарын, пометки чёрными чернилами сделаны рукой Клапрота). На рис. 4 – озеро «Temour-tou-noor», «Santach-obo» – перевал Санташ (точка на красной линии дороги справа, сама дорога ведёт к «Kharkira», т. е. к Каркаре), «f. Tosor» (р. Тосор), восточные притоки Иссык-Куля «r. Toub» (р. Туб) и «r. Ds?rgalang» (р. Джаргалан), а также «r. Tchouy», вытекающая (!) из Иссык-Куля.

Рисунок 3. Фрагмент чертежа Поднебесной по съёмкам отцов-иезуитов da Rocha и d'Espinha, вырезанного отцом М. Benoist по распоряжению императора Цянь-Луна (после 1772) (*)

Рисунок 4. Фрагмент чертежа Ю. фон Клапрота «Asie Centrale» (до 1831) (*)

Высокая степень точности этих странноватых для нашего глаза китайских чертежей будет понятна, если сравнить их с картами того же Юлиуса Клапрота, выполненными до получения им этих сведений (рис. 5–6). На карте 1826–1828 гг. (рис. 5), где Иссык-Куль изображён в нижней части, озеро Алаколь в верхней показано много западнее Иссык-Куля, и т. д.

Рисунок 5. Фрагмент «Carte de l'Asie centrale» Ю. Клапрота (1826–1828) (*)

Рисунок 6. Фрагмент «Nouvelle carte de l'Asie» Ю. фон Клапрота и А.-Р. Фремина (1829) (*)

А вот результат соединения китайских сведений и европейских принципов картографирования (рис. 7). Разница с предыдущими картами огромна.

Рисунок 7. Фрагмент «Carte de l'Asie centrale». В основе – съёмки миссионеров,
выполненные по распоряжению императора Цянь-Луна (1836) (*)

В 1832 г. был опубликован труд «Геродота казахского народа» (так его называют сами казахи) А. И. Лёвшина под названием «Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей» с картой в виде приложения (рис. 8). Это был сделанный А. И. Лёвшиным свод маршрутов и съёмок последних 15 лет, которые были выполнены русскими офицерами, командированными в казахские пределы.

Автор дал к карте комментарий: «Места, доныне положительным образом неизвестные, оставил я пустыми… я желал сим отличить известия положительные от гадательных». «Пустыми» на карте остались пространства южнее очень условно отмеченного хребта Терскей-Алатоо. Главное же – исходные данные карты были не топографическими, то есть достоверность её была, мягко говоря, невысокой. Сведения же китайских топографов были ещё неизвестны русским (только позже российский консул в Кульдже, член русской духовной миссии в Пекине, синолог И. И. Захаров раздобудет «Карты всего Китая и отдельных провинций», изданные в 1842 г. по картам де Роша и д’Эспинья, и вывезет их в Россию) (*).

Наилучший к 1843 г. свод всех относительно достоверных сведений об орографии Внутренней Азии, известных в Европе, сделал барон А. фон Гумбольдт. В его время ещё оставалось загадкой и само строение грандиозных азиатских горных массивов, и то, каким образом они возникли. На карте, изданной в знаменитом труде Гумбольдта «Asie Centrale» (рис. 9), хорошо видны два момента:

1) на карту положен гипотетический (лучше сказать мифический) меридиональный «хребет Болор», нечто вроде станового хребта всех поднятий Высокой Азии, проверка существования которого составляла интригу исследований Тянь-Шаня и сопредельных стран в 1850–1860-е гг.;

2) карта (см. рис. 8) в высшей степени приблизительна: ситуация с изображением местно-стей Семиречья и Тянь-Шаня не лучше, чем на «расспросной» карте Лёвшина. Возникает впечатление, что великому Гумбольдту не были известны (*) сведения, на основе которых ещё в 1836 г. во Франции была издана «Carte de l'Asie centrale».

Рисунок 8. Фрагмент «Карты земель, принадлежащихъ киргиз-казакамъ, и Туркестана.
Составлена по новЂйшимъ обозрЂниямъ в 1831 году» (приложение к монографии А. И. Лёвшина)

Накануне путешествия П. П. Семёнова имел место такой факт: весной 1856 г. из Семипалатинска на Иссык-Куль была направлена «военно-научная» экспедиция М. М. Хоментовского, в которой принимал участие Чокан Валиханов. Хоментовский был тогда приставом Большой орды, то есть фактическим «начальником» Заилийского края. В составе экспедиции работала топографическая группа во главе с поручиком Яновским. Шли по долинам Чилика, затем Чарына, затем Каркары через Санташ в долину Тюпа и к озеру. Это была первая русская топографическая съёмка восточного и северо-восточного берегов Иссык-Куля (*). Однако из-за военных осложнений отряд «скоро былъ отозванъ, и съёмочнымъ партiямъ не удалось проникнуть во внутренность Небеснаго хребта» (*). Семёнов сожалел, что по незнанию опоздал на два месяца к выходу этого отряда.

Рисунок 9. Фрагмент «Cha?nes de montagnes et volcans de l'Asie centrale» А. Фон Гумбольдта (1843)

Кое-что делалось и военными топографами Сибирского корпуса (рис. 10).

Вот, собственно, и всё, чем мог располагать П. П. Семёнов (*). К 1856 г. изученность Тянь-Шаня и Кунь-Луня – двух из четырёх грандиозных горных массивов Азии – оставалась чуть ли не такой же, как изученность геологии Луны.

Через год после возвращения П. П. Семёнова шагом вперёд станет появление лучшей для того времени карты Тянь-Шаня и Джунгарии И. И. Захарова (рис. 11): на ней, благодаря глазомерной съёмке П. П. Семёнова, контуры Иссык-Куля впервые примут вид, соответствующий его истинным очертаниям.

В 1881 г. Русским географическим обществом была опубликована старая карта Джунгарии, составленная шведом И. Г. Ренатом, некогда пленённым в Полтавской баталии. Район Тянь-Шаня от истоков Таласа до истоков Кунгеса был изображён тут, по словам П. П. Семёнова, «съ замЂчательною вЂрностью» (*).

На картах конца столетия – русской 1884 г. (рис. 12) и французской 1899 г. (рис. 13) – местность изображается уже примерно так, как на сегодняшних. Но венцом картографирования Тянь-Шаня в XIX в. стал лист, выполненный в самом начале ХХ в. по съёмкам В. В. Сапожникова (рис. 14).

Дальнейшие исследования Тянь-Шаня, выполненные ещё при жизни П. П. Семёнова, он сам довольно обстоятельно перечислил (*), следя за этой темой не один год.

Рисунок 10. Фрагмент «Генеральной карты Западной Сибири съ Киргизскою степью»,
составленной при штабе отдельного Сибирского Корпуса (1848, испр. в 1862)

Рисунок 11. Фрагмент «Карты части Внутренней Азiи с хребтами Джунгарским и Заилiйским Алатау,
Тянъ Шанемъ и озеромъ Иссыкъ Куль» И. И. Захарова (1858) (*)

Рисунок 12. Фрагмент «Карты Азiятской Россiи съ прилегающими къ ней владЂниями» (1884)

Рисунок 13. Фрагмент «Carte de l'Asie centrale» Ф. Гренара (1899) (*)

Рисунок 14. Карта Центрального Тянь-Шаня, выполненная по съёмкам В. В. Сапожникова (1904) (*)

 

Геополитический контекст путешествия

К началу путешествия П. П. Семёнова Россия вышла из Крымской войны проигравшей стороной. Текст книги не случайно начинается с упоминания о том, как был заключён мир. Это может показаться странным, но данное обстоятельство сильно влияло на возможность осуществления идеи молодого исследователя. «Нерв» путешествия – его маршрут – вторгался в поле интересов российского Министерства иностранных дел, которое отнюдь не было заинтересовано в обострении международной ситуации на юго-восточных рубежах. По этой причине маршрут был Семёновым «засекречен» им так, что никто не знал, куда именно он направляется. Такой маскировке поспособствовала и молодость «командирующей организации»: в Русском географическом обществе ещё не был выработан режим организации подобных путешествий с неизбежной формализацией планирования и отчётности.

Ситуация присутствия России в Центральной Азии после Крымской войны вообще была неоднозначная. С одной стороны, МИД как может тормозит здесь активность русских. С другой стороны, Центральная Азия начинает рассматриваться как своего рода компенсаторный «объект желания» – плацдарм реванша (в особенности этот взгляд был свойствен военным): рост влияния здесь мог бы восстановить престиж России в Европе. К тому же активная политика в этом регионе позволила бы России держать в постоянном напряжении Британию и тем самым делать её более сговорчивой в решении «восточного вопроса», а также ряда вопросов европейских (*).

Середина XIX в. – время активизации колониальных захватов в Средней Азии. Здесь начинается так называемая «Большая игра», в которой «удалённо» участвует Великобритания (она пока что доминирует) и «реально» – Россия; вовлечена в игру и Германия, за всеми игроками наблюдает Франция, с запада пытается распространять своё влияние Кокандское ханство, а с востока поджимает Китай, хотя и несколько ослабленный «опиумными» войнами и восстаниями мусульманского населения в Синьцзяне. И военные, и учёные путешественники (а тогда это почти одно и то же (*)) активно экскурсируют в этих районах, рассматриваемых как коридор в Индию, – в составе военных отрядов и «чисто» научных экспедиций (эти форматы опять же обычно совмещаются).

Россия в это время начинает готовиться к военным походам на ещё сохранившиеся в Азии тюркские ханства (Кокандское, Хивинское и Бухарский эмират). К 1880-м годам империя успешно решит задачу захвата их территорий. На языке политкорректности позапрошлого столетия это будет называться «водворением русской гражданственности в Туркестане» (*). То же говорилось и по отношению к интересующим нас районам: «Съ техъ поръ [со времен Анны Иоанновны] начала гражданственности все далЂе и далЂе были переносимы Русскими вглубь Средней Азiи» (*) – после чего приводится перечень возникавших военных укреплений. Так формировалась территория Русской Средней Азiи.

1850-е годы – время начала активной завоевательной политики русских в пограничных с Киргизской (т. е. казахской) степью районах, и эти действия далеко не всегда были согласованы с Петербургом. Вообще приобретение Центральной Азии определялось разновекторны-ми силами. В процесс принятия решений были вовлечены, во-первых, военное министерство с генералитетом, во-вторых, МИД с дипломатическим корпусом, в-третьих, министерство финансов, в-четвёртых – местные власти, то есть генерал-губернаторы (и вот тут-то самодеятельности было в избытке).

После основания русского укрепления под названием Копал западно-сибирским генерал-губернатором П. Д. Горчаковым (1847) его преемник Г. И. Гасфорт довольно быстро «взял» весь Заилийский край и «оцентровал» его укреплением Верным. После этого дело уже пошло к распространению «русской» территории до «естественной» границы с Китаем, то есть к прихватыванию земель вплоть до снежной горной цепи Тянь-Шаня. Эта мнимая «естественность» географами иной раз описывается очень трогательно: «Туркестан в высшей степени естественно заканчивает здесь территорию Российской Империи» (*) (подчёркнуто нами. – И. Б.). Ясно, что в географии используется понятие «естественные границы», но в таком контексте оно приобретает дополнительные смыслы.

В 1853 г. (*) первый русский отряд, руководимый полковником К. К. Гутковским, предпринял подобную попытку «распространиться», но встретил серьёзное сопротивление, как пишет в чисто колониальной стилистике Семёнов – «многочисленного скопища враждебныхъ родовъ Большой орды» (*). В 1854 г. край был-таки занят полковником Перемышльским (его отряд перезимовал в ущелье р. Талгар), и вскоре Гутковский основал Верное (будущий город Алматы).

Продвижение русских в Киргизскую степь было не чем иным как военным захватом, хотя в исторических текстах оно описывается мягкими терминами «занятие» или «приобретение» (земель). О масштабах противостояния даёт представление следующая цифра: в 1855 г. «до 9000 Коканцевъ подступали къ ВЂрному для того, чтобы разрушить укрЂпленiе, но, встрЂтивъ сильный отпоръ, отступили» (*). Около десяти лет не без успеха боролся с русскими отрядами Кенесары Касимов – «Митридат Киргизской степи», как называет его П. Семёнов. Русское военное проникновение в край продолжилось крестьянской колонизацией. Тут были свои проблемы. Местное население, теснимое со своих пастбищ, пыталось избавиться от переселенцев: «В первую же ночь по водворении русских сильная каракиргизская баранта в пятнадцати верстах от Верного угнала табун русских лошадей, убив 12 охранявших их казаков, головы которых были найдены на пиках в тех местах, где они охраняли табун» (*).

Тогда же между кочующими по Заилийскому краю и Притяншанью «киргизскими племенами» – «храбрыми» сарыбагишами и «робкими» богинцами – идут свои жестокие бои. Первые находятся в номинальной зависимости от Кокандского ханства, вторые – в столь же номинальной подчинённости китайскому императору. Поднимаясь 13 июня 1857 г. на перевал Джууку (Заукинский), отряд П. П. Семёнова наткнулся на «мёртвое поле» битвы: на ещё не стаявших снегах высокогорья во множестве валялись трупы лошадей и верблюдов, а среди них и несколько человеческих, оставшихся тут после разгрома богинцев сарыбагишами в мае 1857 г. Это зрелище поразило Семёнова, которому уже приходилось видеть «морг» на Сан-Бернаре в Альпах (видимо, нечто подобное «кладбищу альпинистов» на Эвересте). Картина была тем более жуткая, что Семёнов и его спутники, похолодев, заметили какое-то движение на этом мёртвом поле. То не была галлюцинация: «Навстречу нам с радостным лаем бросилась стая богинских собак, оставшихся с весны на поле битвы и питавшихся там нисколько не разложившимися вследствие холода трупами» (*). Собаки эти в числе четырёх или пяти пристали к русскому отряду и верно сопровождали его три месяца пути по Тянь-Шаню.

Кроме враждующих сарыбагишей и богинцев, была ещё одна сила – каракиргизы, они же «дикокаменные киргизы» или «буруты» (все три перечисленные «племени» – кыргызы). Четвёртой силой стали проникающие в Притяньшанье русские, которые тонко играют на местных обстоятельствах, предлагая «братскую руку» помощи богинцам. Те уже и сами понимают, что деваться некуда. Их манап Бурамбай обращается к Гасфорту с просьбой ходатайствовать перед русским императором о принятии его людей в российское подданство.

Факт этого обращения стал формальным поводом к снаряжению русского отряда в кочевья богинцев с тем, чтобы отбить богинские земли у сарыбагишей. Фактически русские ввязались тут в локальную войну. За месяц до приезда Семёнова в Верное сарыбагиши разграбили русский караван, продали пленных в рабство в Хиву и угнали до 15 000 лошадей «у нашихъ Киргизовъ». Тогда-то было принято решение послать на кокандских подданных первый русский отряд, возглавляемый штабс-капитаном Соловцовым. Отряд состоял «изъ двухъ ротъ пЂхотныхъ солдатъ, посаженныхъ на лошадей, двухъ сотенъ казаковъ, двухъ пушекъ и двухъ ракетныхъ станковъ». Поначалу всё шло благополучно, но потом русских подвело незнание местности, и им пришлось отступать в самых неблагоприятных обстоятельствах: «Штабсъ-капитанъ Соловцовъ, прикрывавшiй отступленiе своего отряда, съ его орудiями, тяжелыми вьюками и ранеными, былъ изрубленъ вмЂстЂ съ 20 человЂками, находившимися при немъ. Также погибали и раненые, отстававшие отъ отряда. Только мужество есаула Колтыбаева, вернувшагося почти съ высоты горнаго перевала въ атаку на преслЂдующихъ его Киргизовъ и Коканцевъ, спасло весь отрядъ, орудiя и ракетные станки. Въ концЂ концовъ казакамъ удалось отбросить Киргизовъ и Коканцевъ, потерпЂвшихъ при этомъ страшный уронъ, въ долину р. Чу, послЂ чего отрядъ уже безпрепятственно возвратился въ ВЂрное» (*). Это была настоящая война.

В сентябре 1856 г. пристав Большой орды полковник М. М. Хоментовский был разъярён дерзким нападением сарыбагишей на русский торговый караван, следовавший в Ташкент, и предпринял поход на сарыбагишские аулы в верховьях р. Чу: он был намерен «расчебарить» их (на жаргоне семиреченских и верненских казаков это означало отнять табуны и стада). Понятно, что это было чисто карательное мероприятие. Отряд полковника пошёл на неприятеля в составе «трёх сотен казаков и одной роты пехоты, посаженной на лошадей, двух горных пушек, нескольких ракетных станков и множества киргизов Большой орды» (*). Бой был жестокий. Чтобы усилить впечатление, Хоментовский очень скоро предпринял ещё один поход, снаряжением которого как раз и воспользовался П. П. Семёнов, стремившийся в западные районы Прииссыккулья. Пётр Петрович понимал, что если не эта оказия, ему вряд ли удастся попасть в интересовавшие его места.

Ну и, наконец, по степи разъезжают «блуждающiя шайки», состоящие то из тех, то из других «киргизов», – это называлось в азиатских степях барымта (баранта). В общем, в текущее десятилетие и ещё в течение некоторого времени вояжи с научными целями по Киргизской степи были возможны только в сопровождении конвоя из линейных казаков, причём сам Семёнов путешествовал в сопровождении сначала 12, позже, направившись в более опасные места, – уже 40 казаков и, наконец, в сопровождении отряда из 58 военных и 1500 (!) казахских всадников атбанского султана Тезека (*). Популярное описание путешествия англичанина Т. Аткинсона примерно по тем же местам и примерно в то же время (издано в 1858 г.), но в сопровождении всего трёх казаков, вызвало у Семёнова большое сомнение в достоверности его маршрута. Тем не менее Василий Радлов, путешествовавший тут в научных интересах в 1862 г., писал, что русские пикеты уже не служат военным целям, а казачье сопровождение стало излишним ввиду безопасности передвижения по степи (*).

И всё же путешествия в центральноазиатские пределы то и дело приводили к трагическому исходу. В 1857 г. в Кашгарии, на пути в Тянь-Шань с юга, погиб берлинский знакомый Петра Семёнова Адольф Шлагинтвейт. Он был обезглавлен «туземным тюре Валиханом». Шлагинтвейт прибыл в Кашгар ещё зимой 1855–1856 гг. и сначала был хорошо принят правителем, тот даже способствовал ему в подборе проводников, но затем не поладил с немцем и посадил его в тюрьму, а после казнил (*). Несчастный путешественник только и успел что увидеть с южной стороны Тянь-Шаньский хребет (*). В 1858 г. Н. А. Северцов был сильно ранен и попал в плен к кокандцам, но остался жив. Всё это случилось, как видим, практически в то же время, когда Пётр Семёнов «рекогносцировал» Тянь-Шань. Кстати, и автор термина «большая игра», английский разведчик Артур Конолли, тоже плохо закончил: пытаясь объединить среднеазиатские ханства в борьбе против России, он был не понят бухарским эмиром Насруллой и обезглавлен по его приказанию.

Территория кочевания казахских аулов в Семиречье и бывшей Джунгарии после разгрома последней в середине XVIII в. стала русско-китайским порубежьем. Китай рассматривал её в качестве своих «западных земель» – Си Юй, но уже не мог не считаться с сильным соседом в лице России. Вскоре после путешествия Семёнова начнётся работа по установлению границ между двумя империями – Российской и Цинской. Примечательно, что эта работа сопровождалась мобилизацией в приграничной территории войск обоих демаркируемых госудаств, а в процессе разграничения в ход шли разные уловки вплоть до фальшивых пограничных знаков (*).

Это будет в начале 1860-х, а в 1856–1857 гг. китайцы ещё всячески препятствуют проникновению русских в свои пределы. Никакие русские подданные, кроме сопровождающих почту для русского консула Захарова в Кульджу три раза в год, не пропускаются, да и почтовый караван идёт исключительно под китайским конвоем. Как раз по возвращении нашего путешественника из его первой рекогносцировки в сентябре 1856 г. такая почта направилась по назначению. Разумеется, Пётр Семёнов очекнь хотел побывать в Кульдже – и побывал, переодевшись в казака и присоединившись к почтовому каравану. Маскарад его, впрочем, был разоблачён: дьявол, как известно, в деталях, и Семёнов «завалился» на тонком белье, кожаных перчатках и офицерском седле. Но всё равно он попал в интересовавшее его место (*), что свидетельствует о том, что запреты в фронтирной зоне русско-китайского пограничья соблюдались по-своему.

По совокупности перечисленных обстоятельств во второй половине XIX столетия в Туркестане толкутся разведчики, военные топографы и генштабовские офицеры, более или менее замаскированные под «невинных» путешественников.

Рисунок 15.Схема маршрутов путешествия П. П. Семёнова (*)

Кое-какие странности путешествия П. П. Семенова

Поездка в Тянь-Шань останется первым и последним большим путешествием в жизни П. П. Семёнова, который хотя и намеревался продолжать экспедиции, но всё-таки тяготел к кабинетной работе (причём энциклопедических масштабов) и был в ней чрезвычайно продуктивен (*). П. П. Семёнов не стал профессиональным путешественником (*), каким был, например, Н. М. Пржевальский, но зато именно он вырастил целую плеяду блестящих русских путешественников, Пржевальского в том числе.

И вот что странно.

Первая странность: Ненаписанный отчёт

Завершив своё путешествие в возрасте 30 лет, текстовый отчёт о нём П. П. Семёнов написал только на 82-м (!) году жизни, работая над четырьмя томами собственных мемуаров. Три из них вышли в свет в 1915–1917 гг., а вот второй том, целиком посвящённый знаменитому тянь-шаньскому путешествию, при жизни автора опубликован не был. Более того: его первое издание осуществили только в 1946 г., на волне повышенного внимания позднесталинского режима к географии (*). Книга эта, признанная классическим образцом географического путешествия, переиздавалась ещё в 1948 и 1958 гг., а затем уже только в 2007 г., но до сих пор не издана на должном научном и полиграфическом уровне.

В архиве РГО хранятся путевые дневники Петра Семёнова 1856–1857 гг., неопубликованные, но полные «живых» сведений о реально протекавшем процессе путешествия. Именно на их основе по прошествии 52 лет старый географ описал свой путь к Тянь-Шаню день за днём, по одному дню в день работы. Такой «темпоритм», возможно, был задан не только объёмом материала, но и ситуацией переживания некогда пройденного пути. Тем не менее факт ретроспективного написания отчёта замутняет его качества как протокола пути: эффект свежести данных утрачен, несмотря на точность деталей и прекрасный язык, которым написан текст.

Вот первая и главная загадка: почему не был издан полноценный отчёт сразу по возвращении, как это было принято у командированных Императорским Русским географическим обществом экспедиционеров?.. Тем более что П. П. Семёнов планировал за 1859 г. обработать материалы и издать полный отчёт в двух томах, а в 1860-м или в 1861-м году совершить второе путешествие на Тянь-Шань, на восток от Хан-Тенгри до Урумчи. План этот составился у него ещё в Барнауле и Омске, то есть до возвращения в Петербург (*). Но ничего этого не случилось. Почему?.. Понятно, что Семёнов был загружен большой текущей работой в ИРГО и вдобавок подготовкой крестьянской реформы 1861 г. Но надо учесть следующее: эта нагрузка была не причиной, а следствием, то есть согласие на неё П. П. Семёнов дал только когда понял неосуществимость своих прямых намерений.

В тексте написанной П. П. Семёновым «Истории полувековой деятельности ИРГО» обо всём этом сказано очень дипломатично, но всё же проступает горечь талантливого человека, которого остановили, что называется, на взлёте: «Между тЂмъ П. П. Семеновъ… (*) предложилъ… уже осенью 1858 г. смЂлый планъ экспедицiи для возможно полнаго изслЂдованiя самой интересной части Тянь-шаньскаго хребта», – далее следует изложение предполагаемого маршрута. Потом автор сообщает, что экспедицию эту он готов был предпринять «на свой страхъ», но при условии финансировании её Географическим обществом (*). Времени для сбора средств было предостаточно – речь шла о дате не ранее 1860 г. До этого П. П. Семёнов «изъявилъ готовность предпринять научную обработку своего путешествiя, если Общество обезпечило бы ему съ одной стороны изданiе его путешествiя, а съ другой снаряженiе, послЂ его окончанiя, предположенной экспедицiи» (*). Цена второго вопроса – 4000 рублей; цена первого – смета на экспедицию – не оглашается. Начались «переговоры» при содействии вицепредседателя общества Ф. П. Литке, но они «привели только къ отрицательнымъ результатамъ». Поставленных молодым, но уже прославившимся путешественником двух условий оказалось многовато, чтобы его проект осуществился.

Ф. П. Литке сообщил ему, что финансирования на это путешествие не будет, да и высочайшего согласия, скорее всего, тоже. Причины, видимо, были прежде всего политические (Министерство иностранных дел явно не хотело обострять отношений со среднеазиатскими ханствами), но, возможно, было и что-то связанное с персоной путешественника (очень уж предприимчив, см. «Третью странность»).

В 1867 г. П. П. Семёнов издаёт, в качестве научного редактора, очередной том «Записок ИРГО по общей географии», в котором помещает «небольшой отрывокъ изъ ненапечатаннаго еще моего собственнаго путешествiя 1856–1857 г.» (*). Публикация была вызвана тем обстоятельством, что текущий том «Записок» включил с десяток материалов, посвящённых Киргизской степи, Семиречью, Тарбагатаю и другим сопредельным районам, и П. П. Семёнов дополнил их своим текстом, обеспечивая тем самым полноту представления региона для читателя. Интересно, что фраза «изъ ненапечатаннаго еще моего собственнаго путешествiя» звучит так, как если бы текст был уже написан по крайней мере вчерне.

В итоге к рубежу веков сложилась парадоксальная ситуация, в которой для широкой публики уже требовались специальные комментарии в вопросе об отношении П. П. Семёнова к Тянь-Шаню (!). Вот показательный пример. Через несколько месяцев после смерти П. П. Семёнова В. А. Обручев выступил с докладом на мемориальном вечере памяти троих выдающихся учёных, ушедших из жизни в 1914-м. Докладчик сосредоточился на одной их общей стороне – все трое изучали Азию. Интересно, что уже в начале доклада он комментирует фактическую неизвестность публике путешествия Семёнова 1856–1857 гг.: «Азiатскiя изследованiя П. П. Семенова-Тяньшанскаго происходили такъ давно, почти 60 лЂтъ тому назадъ, что у большинства имЂется о нихъ очень смутное представленiе» (*). Это неудивительно: ведь нет публикаций о путешествии (за исключением нескольких давнишних в специальных журналах), плюс личность П. П. Семёнова в общественном мнении к тому времени была давно и прочно связана с совершенно иными, «респектабельными» занятиями, а не со сложными и дерзкими центральноазиатскими экспедициями. В. А. Обручев трижды замечает, что «собранныя имъ матерiалы – дневники и коллекцiи остались неразработанными и по настоящее время» (*).

Вторая странность: ненаписанные дополнения к «Землеведению»

В 1859 г. вышел – без дополнений – 2-й том риттерова «Землеведения Азии», над переводом которого трудился П. П. Семёнов. А ведь именно составление дополнений было формальным поводом для его отправки в путешествие 1856 г. (По иронии судьбы эта работа так и не будет сделана никогда). Тем удивительнее вот что: в предисловии к данному тому, посвящённому Тянь-Шаню и Алтаю, П. П. Семёнов сообщает, что материалы его собственной экспедиции ещё не обработаны, в связи с чем дополнения могут быть написаны лишь позднее. Не успел к моменту издания? Но работать быстро он ещё как умел! Так или иначе, но в предисловии переводчика он пишет, что находится «въ необходимости отложить составленiе дополненiй ко II тому, по крайнЂй мЂрЂ, до проектированнаго изданiя моего путешествiя…». Строго говоря, между изданием собственных путевых материалов и написанием дополнений к тексту «Землеведения» связь весьма относительная…

Через 30 (!) лет П. П. Семёнов всё ещё не терял надежды, что напишет дополнения ко второму тому Риттера, тем более что с 1856 г. накопилось огромное количество новых данных. Это, как сказано выше, так и не случится. То есть «Землеведение» не получит комментариев именно в той части, в которой Семёнов был осведомлён лучше всего благодаря своей двухлетней экспедиции. В итоге её материалы разойдутся по разным мелким публикациям и устным сообщениям (*).

Не исключено, конечно, что сработал эффект большого плана: случается, что самые масштабные дела, к которым собираются отнестись наиболее тщательно, так и не осуществляются вследствие текущей нехватки этой самой тщательности: всякий раз кажется, что надо бы ещё лучше, ещё подробнее, ещё точнее, чем можно это сделать сейчас. П. П. Семёнов был убеждён, что «II-й томъ русскаго изданiя Риттеровой Азiи долженъ быть сопровождаемъ самыми обширными и самостоятельными дополненiями (подчёркнуто нами. – И. Б.)», ведь Тянь-Шань был уже в некотором смысле «родной»/«собственной» территорией географа. Так или иначе, но эта работа не будет сделана. Но всё-таки нас не покидает ощущение досады П. П. Семёнова, вылившейся в его упорное молчание о своём путешествии, хотя и замаскированное безупречно сформулированными объяснениями «невозможности» написать книгу.

Вопрос о том, почему П. П. Семёнов не выполнил своих намерений даже тогда, когда крестьяне были уже освобождены, работа в ИРГО налажена и у него появилось время на другие проекты, ставил перед собой В. А. Обручев. Он нашёл такой ответ: «Я думаю потому, что наблюденiя П. П. довольно скоро оказались устарЂвшими. ВслЂдъ за русскими войсками, покорявшими Туркестанъ, шли и изслЂдователи... имЂвшiе возможность работать спокойнЂе и тщательнЂе, чЂмъ П. П. во время его рекогносцировокъ съ казачьимъ отрядомъ <…> Но онъ надЂялся утилизовать ихъ при составленiи дополненiй къ любимой Азiи Риттера, которыми онъ интересовался до глубокой старости <…> Но наблюденiя въ Дж. Алатау и Тянь-шанЂ утилизовать П. П. такъ и не пришлось полностью, такъ какъ <…> матерiалъ, накопившiйся о Тянь-ШанЂ, слишкомъ огроменъ <…> и наросталъ слишкомъ быстро – вотъ вЂроятная причина того, что П. П. такъ и не справился съ ними при обилiи своихъ остальныхъ занятiй» (*).

Малоубедительное (*) объяснение, но хоть какое-то.

Третья странность: замаскированная авантюра

В своё путешествие П. П. Семёнов был командирован Императорским Русским географическим обществом для решения конкретной задачи: он должен был собрать сведения, необходимые для составления научного аппарата ко второму тому фундаментального труда «Зелеведение Азии» Карла Риттера. Риттер был классическим кабинетным географом – великим систематиком материалов, добытых другими людьми (путешествовавшими в «реальном» ландшафте). А его второй том был посвящён областям Тянь-Шаня и Западной Сибири. Формально Семёнов ехал за Урал, чтобы увидеть места, описанные Риттером – Алтай, Киргизскую степь и т. д. И не далее Западной Сибири. Однако он изначально знал, что всё это – только предлог, которым надо воспользоваться, чтобы «осуществить свою заветную мечту – путешествие в Среднюю Азию» (*) и попасть в манивший его Тянь-Шань: «…Во что бы то ни стало, не смотря ни на какiя препятствiя, сдЂлать попытку дойти до вЂчных снЂговъ Т’янь Шаня» (*). Семёнов рассматривл это как своё «святое призванiе».

Таким образом, ни руководство Географического общества, ни западносибирский генерал-губернатор, ни семипалатинский губернатор не знали в точности, куда держит путь молодой исследователь. Идея пробраться в Тянь-Шань была проектом на свой страх и риск. Единственное официальное лицо, с которым П. Семёнов «на старте» мог и должен был более-менее откровенно обсудить шансы на осуществление своей авантюры, – начальник Копальского (военного) округа Абакумов. Эта встреча состоялась, и тут, похоже, ботаник понял ботаника. (Полковник Абакумов, храбрый военный и смелый охотник, действительно был ещё и ботаником, окрывшим несколько видов растений, а также энтомологом и, как это нередко бывало на окраинах Российской Империи, незаурядным алкоголиком в одном лице (*)).

Вторым человеком, с которым Пётр Петрович мог более-менее откровенно говорить о своём плане, был полковник Перемышльский, фактический начальник Заилийского края после ухода Хоментовского. Этот разговор у них состоялся в 1857 г., когда приближался новый полевой сезон. И вот тут произошло счастливое стечение обстоятельств: Перемышльскому, который «держал руку на пульсе» степных дел, было очень выгодно, чтобы неизбежное вмешательство его как представителя русской власти в дела богинцев выглядело не маневрированием русских военных отрядов, а передвижением полутора тысяч киргизских всадников султана Тезека (*). Первое непременно раздражило бы Петербург, а второе было в порядке вещей: у «киргизов» же свои дела! В общем, всё как сегодня: по ряду вопросов сношения «окраин» с имперским центром ни к чему хорошему не приводят, так что жизнь «окраин» во многом определяется риском и предприимчивостью местных деятелей, избегающих ставить в известность центр в расчёте на успех авантюры – победителей не судят. Кстати, так ведь и случилось: Пётр Семёнов вышел победителем из этой игры обстоятельств, но только в конце века он сможет написать уже прямо: «Ознакомившись со всею обитаемою частью Алтая… рЂшился попытаться осуществить завЂтную свою мысль проникнуть въ Тянъ-шань» (*).

И вот всё сошлось наилучшим образом: Бурамбай с помощью русских и Тезека возвращает свои кочевья, Тезек рассчитывает на материальную благодарность от Бурамбая, Перемышльский «не отсвечивает» для властей, а Семёнов получает уникальную возможность относительно безопасно проникнуть в Тянь-Шань, пока об этом не узнали в Петербурге. Что это как не многоходовая авантюра? Кстати, Н. М. Пржевальскому в его лобнорской экспедиции повезло меньше: тогдашнему «хозяину» тех мест Якуб-беку она была «не по нутру».

Итак, что-то знать о реальных планах Семёнова могли только эти двое военных – Абакумов в 1856 г. и Перемышльский в 1857 г. Ключевое слово тут – «военных».

Почему нельзя было сделать Тянь-Шань явной целью путешествия? Об этом Семёнов не пишет, но по контексту несложно догадаться, в чём причина (см. выше главу «Геополитический контекст путешествия»). Министерство иностранных дел всячески препятствует любым поездкам в места, в которых присутствие русских может «возбудить международные столкновения». Это в центре. А «на местах» – вечный провинциальный страх: «…Местные копальские власти не столько опасались каракиргизов, сколько страшной для них ответственности перед петербургскими властями» (*).

Хитрость требовалась Петру Семёнову и в общении с аборигенами. Удачно маневрируя в ситуации военного противостояния кыргызских сеоков богинцев и сарыбагишей, Семёнов получает свои профиты: так, на просьбу манапа Бурамбая поспособствовать принятию богинцев под руку «БЂлаго царя» он обещает это сделать, но при этом сообщает манапу, что ему (Семёнову) непременно надо сначала самому осмотреть кочевья Бурамбая (наверное, на предмет «пригодности» принятия их Россией). Речь шла о летовках на Мустаге и в верховьях рек Кок-Джар и Сары-джас, – то есть о Тянь-Шане. Манап с радостью согласился и снабдил отряд лошадьми и проводниками (*).

…Так получилось, что экспедиция П. П. Семёнова стала едва ли не первым (*) крупным исследовательским проектом совсем ещё молодого Русского географического общества. Не без гордости географ пишет об этом в финале своего отчёта: «…Первая научная экспедиция Русского географического общества, посетившая юный, только что зарождавшийся в глубине азиатского материка за рекой Или русский край» (*). Справедливости ради отметим, что ИРГО к этому времени уже снаряжало небольшие экспедиции по Уралу, в Судан, в Прикаспийский район и на северо-восток Сибири. Но путешествие Семёнова было действительно первым мирового уровня исследованием, которым был обеспечен и авторитет самого ИРГО.

Четвертая странность: техника путешествия

Мы уже говорили, что профессиональным путешественником Пётр Петрович Семёнов не станет, имея в виду, что у него больше не будет сопоставимых с этим путешествий, да и вообще он расцветёт на другом поприще – как фактический руководитель Императорского Русского географического общества с 1873 по 1914 г. и, соответственно, как лицо, сделавшее возможными великие центральноазиатские путешествия Н. М. Пржевальского, В. И. Роборовского, П. К. Козлова и других крупных людей.

Феномен Семёнова заключается не столько в том, что он был крупнейшим путешественником (это – хотя и большой, но один талант), сколько в сочетании в одном лице трёх талантов. По словам Л. С. Берга, «бывают три типа географов – путешественники, страноведы и организаторы. Пётр Петрович был и тем, и другим, и третьим».

Единственный «большой» опыт П. Семёнова 1856–1857 гг. наводит на некоторые мысли: по тексту отчёта видно, что планирование им времени путешествия было несколько странным. Начиная уже с проектирования сезона. Из Петербурга он отправляется почему-то уже поздней весной, на место старта основного своего путешествия – то есть в укрепление Верное – прибывает вообще 30 августа 1856 г. Понятно, что по пути он с интересом рассматривает большую страну, понятно, что не может не заехать на Алтай, понятно, что много, очень много нюансов было в том, чтобы путешествие получилось, но всё равно – ведь это фактически конец полевого сезона!

Часто он выдвигается в дневной переход практически на ночь глядя, предпринимает ночные переходы по очень опасным в техническом отношении местам. Снаряжение его тоже вызывает вопросы: не брал с собой «никаких консервов» (*) (да и когда бы их ему готовить, если в экспедицию идёт «с корабля на бал»), вёз только сухари и «курдючье» сало, живые бараны – это в основном по случаю. Время от времени выходит на маршрут без оружия (!!!), однажды при этом нарвавшись на медведя. Наверное, во всём этом сквозит темперамент молодого и храброго человека, – но не мастера организации солидных и хорошо оснащённых путешествий. Несомненно, он бы «вырос» в этом отношении, продолжая свои экспедиции. Но получилось так, что дальнейшие открытия в Центральной Азии делал не он, а – с его непосредственной помощью – другие исследователи.

Основные результаты путешествия П. П. Семёнова

1) установил, что, вопреки идее Гумбольдта, никаких вулканов в Центральном Тянь-Шане нет и нет даже вулканических пород (*) (чем немножко «расстроил» учителя);

2) выяснил, что Иссык-Куль не имеет стока (хотя в древности р. Чу вытекала из него, прорезав себе Буамское ущелье, и вообще в геологическом времени у озера регулярно меняется уровень);

3) определил высоту снежной линии в Небесном хребте – около 3 370 м вдоль 41–41 параллелей северной широты (она оказалась неожиданно высокой для Гумбольдта, для сравнения: в Пиренеях снег лежит выше 2 550 м, на Кавказе – 1 080 м);

4) выявил наличие ледников в Тянь-Шане;

5) описал флору Семиречья и Прииссыккулья, причём открыл десятки новых видов и два рода растений;

6) на основе ботанических наблюдений выдвинул схему поясного распределения растительности в зависимости от высотности, чем предвосхитил позднейшие открытия великого почвоведа В. В. Докучаева в области зональности;

7) получил право сказать о себе, что первым – по европейским стандартам, конечно (см. с. 14 в настоящем отчёте) – увидел Тянь-Шань;

8) наконец (last but not least), вдохновил нас на рекогносцировочный поход 2016 г., который непременно будет иметь продолжение.

В 1906 г., в ознаменование 50-летия путешествия, император Николай II издал указ об изменении фамилии Петра Петровича Семёнова на Семенов-Тян-Шанский и распространении этого изменения на всех потомков.

 

2.3 Сведения о районе велопохода

Районы нашего похода регулярно посещаются велотуристами; это места классических маршрутов для горного велосипеда. Кратко охарактеризуем их.

Заилийский Алатау (хребет Илейский) – передовая цепь Небесных гор, окаймляющая с юга долину р. Или, главной реки Семиречья. Тянется более 200 вёрст от Кастекского перевала до ущелья р. Чилика (*). Самая высокая часть – примерно посередине хребта, где Заилийский Алатау связан в узел с хребтом Кунгей-Алатау. Здесь расположены пики Алматы и Талгар (Талгарнынъ-талъчоку), последний – самая высокая точка хребта. В обе стороны от Талгарской группы хребет покрыт вечными снегами. На хребте берут начало реки Есик (Иссыкъ), Талгар, Турген, Асы (Аса, Асы-су), Чилик. Изучая флору Заилийского Алатау на подъёме к Талгарскому пику, П. П. Семёнов создал концепцию зональности, выделив 5 основных климатических зон Азии (*). (Вскоре после Семёнова этим вопросом интересовались Н. А. Северцов и А. Н. Краснов, а вообще создание «первой классификации природных зон» приписывается В. В. Докучаеву, что, как видим, не вполне верно). Название Заилийскому Алатау дал П. П. Семёнов.

Заилийский край – пространство постепенного поднятия от р. Или (сегодня разлившейся в вдхр Капшагай) до снежного Талгарского пика – вершины Заилийского Алатау (*), фактически подгорье Алатау. Сегодня в объём этого понятия включают также земли северного Прииссыккулья. Заилийский край с Семиречьем составляли так называемую старую Джунгарию, то есть район владений ойратов (западных монголов, враждовавших с тюрками Киргизской степи) до момента, пока Джунгарское ханство не было уничтожено цинами (1757 г.). Заилийский край был «занят» или «приобретён» для Российской Империи западно-сибирским генерал-губернатором Г. И. Гасфортом, что, однако, не было должным образом оценено при его жизни (по крайней мере он так и не сравнялся с «приобретателем» амурских земель генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьёвым, получившим титул графа Амурского, и был этим немало уязвлён). В Заилийском крае лежали главные торговые пути в Восточный Туркестан и Тибет, поэтому «занятие» края было геополитически весомым шагом Российской империи.

Иссык-Куль («тёплое озеро», кит. Же-Хай, «солёное озеро», тюркск. Туз-Куль, кит. Ханъ-Хай, монг. Тимурту-норъ) – одно из величайших и красивейших в мире горных озёр, которое «находитъ себЕ соперниковъ только въ озерахъ Хуху-Норъ въ ТангутЕ, Тенгри-Норъ въ ТибетЕ и Tитикака на границЕ Перу и Боливiи въ АмерикЕ» (*). Озеро лежит в котловине между снеговыми вершинами Тянь-Шаня. Незамерзающее (лёд появляется только у берегов и в заливах), чуть солоноватое. Имеет цвет забайкальского берилла. Местами, на небольшой глубине, были видны следы построек, а воды озера выбрасывали на берег различные предметы, – уровнь воды в Иссык-Куле исторически изменчив.

Кунгей-Алатау – хребет в системе Центрального Тянь-Шаня. Тянется на 280 вёрст от Буамского ущелья до ущелья Ак-тогой (где р. Чарын прорывает Кунгей, река здесь также носила название Акъ-Тогой). Кунгей окаймляет озеро Иссык-Куль с севера. Хребет дал название и северному побережью озера – Кунгей (буквально «сторона, обращённая на юг»), этим названием для обозначения именно берега, а не хребта, пользовались в XIX в. местные жители и пользуется в тексте своего «Путешествия» П. П. Семёнов. Это вынуждает современных комментаторов делать примечание о «некорректном» употреблении данного топонима знаменитым географом.

Семиречье – исторический район в юго-восточной части современного Казахстана. Территория бывшей Джунгарии, которую в конце XIX в. именовали Русской Джунгари-ей (*). Название – калька с казахского Жетысу (букв. «Семиречье»), поскольку здесь протекает семь довольно крупных рек – притоков озера Балхаш: Аягуз, Лепси, Каратал, Иле (Или), Аксу, Буйен (Биен), Коксу. В географической традиции имеются некоторые разночтения (*); у П. Семёнова вместо Коксу – Баскан. В современной версии Семиречье определяется течением рек Или, Каратал, Биен, Аксу, Лепсы, Баскан, Сарканд (*). По мнению А. Е. Влангали, Семиречье заключается между 94,5° и 99,5° восточной долготы. В пределах Семиречья завершилось формирование казахского этноса (*). Во второй трети XIX в. территория Семиречья последовательно захватывалась («приобреталась») Российской Империей. Накануне революции 1917 г. Семиреченская область включала Верненский, Джаркентский, Копальский, Лепсинский, Пишпекский и Пржевальский уезды. Мы «задели» этот район только передвигаясь на поезде к старту велопохода и на автобусе – после его финиша.

Терскей-Алатау – хребет в системе Центрального Тянь-Шаня, симметрично Кунгею окаймляющий Иссык-Куль с юга (буквально означает «сторона, обращённая на север»). Гигантская дугообразная складка длиной 1 300 вёрст.

Туркестан – термин для обозначения исторического района, менявшего свои границы в течение XVII–XIX вв. в силу политических причин. В XVIII в. Туркестаном называли совокупность небольших ханств, расположенных вблизи Тянь-Шаня и Памира (Бухара, Кокан(д), Кашгар) – это то, что в начале ХХ в. назовут Коренным Туркестаном. Со временем стали различать, с одной стороны, Восточный Туркестан (Кашгария, ранее называвшаяся Малой Бухарией), он же Китайский Туркестан, который с начала XIX в. стали называть также Жетышар (Семиградье) или Алтышар (Шестиградье), а с другой стороны, – Западный Туркестан (с конца XIX в. именовался Русским Туркестаном (*) или собственно Туркестаном). Последнее название тяготело к военно-административному делению. В 1867 г. было образовано Туркестанское генерал-губернаторство, которое с 1886 г. стало называться Туркестанским краем (переименование означало, помимо прочего, и то обстоятельство, что с этого времени территория стала уже не военной, а как бы «штатской»). Столицей Туркестана был Ташкент.

В советское время термин постепенно вышел из употребления, хотя строительство железнодорожной ветки от Семипалатинска – Турксиба – некоторое время его сохраняло. И здесь до недавнего времени оставались военные части: и Туркестанский Военный округ был упразднён только в 1992 г., после обретения независимости бывшими советскими среднеазиатскими республиками.

Согласно И. В. Мушкетову, Туркестан – площадь материка Азии, простирающаяся от Мугоджарских гор и Устюрта на западе до Джунгарского Алатау, Тянь-Шаня и Памира на востоке, от Копетдага и Хорасана на юге до Тарбагатая и Арало-Иртышского водораздела на севере. Существовал также город Туркестан.

Тянь-Шань (тюрк. Ала-Тоо, Небесный хребетъ (*), Небесныя горы, кит. Цунъ-Линъ – «луковые горы») – один из «самыхъ величественныхъ хребтовъ Стараго СвЂта» (*), один из четырёх мощных горных массивов Внутренней Азии (остальные три, согласно орографическому делению нач. ХХ в., – Памиро-Алайская, Тарбагатайская и Копетдаг-Гиндукушская системы) (*). Протяжённость Тянь-Шаня от северо-западной оконечности Каратау до восточной оконечности гор Богдо-Ула в Китае составляет около 2 000 вёрст, в меридиональном направлении 300–400 вёрст. Небесный хребет расположен между 40° и 46° северной широты (что аналогично северной и средней Италии) и 36° и 64° восточной долготы от Пулкова. Горные складки системы выпуклы к югу и вогнуты к северу. Высочайшая вершина Тянь-Шаня – пик Хан-Тенгри («Царь Духов»), или Мустагъ («ледяные горы»). В этом районе нередки землетрясения.